15
     
     Напрасно в бешенстве порой
     Я рвал отчаянной рукой
     Терновник, спутанный плющом:
     Все лес был, вечный лес кругом,
     Страшней и гуще каждый час;
     И миллионом черных глаз
     Смотрела ночи темнота
     Сквозь ветви каждого куста.
     Моя кружилась голова;
     Я стал влезать на дерева;
     Но даже на краю небес
     Все тот же был зубчатый лес.
     Тогда на землю я упал;
     И в исступлении рыдал,
     И грыз сырую грудь земли,
     И слезы, слезы потекли
     В нее горючею росой…
     Но, верь мне, помощи людской
     Я не желал… Я был чужой
     Для них навек, как зверь степной;
     И если б хоть минутный крик
     Мне изменил – клянусь, старик,
     Я б вырвал слабый мой язык.
     
16
     
     Ты помнишь детские года:
     Слезы не знал я никогда;
     Но тут я плакал без стыда.
     Кто видеть мог? Лишь темный лес
     Да месяц, плывший средь небес!
     Озарена его лучом,
     Покрыта мохом и песком,
     Непроницаемой стеной
     Окружена, передо мной
     Была поляна. Вдруг во ней
     Мелькнула тень, и двух огней
     Промчались искры… и потом
     Какой-то зверь одним прыжком
     Из чащи выскочил и лег,
     Играя, навзничь на песок.
     То был пустыни вечный гость –
     Могучий барс. Сырую кость
     Он грыз и весело визжал;
     То взор кровавый устремлял,
     Мотая ласково хвостом,
     На полный месяц, – и на нем
     Шерсть отливалась серебром.
     Я ждал, схватив рогатый сук,
     Минуту битвы; сердце вдруг
     Зажглося жаждою борьбы
     И крови… да, рука судьбы
     Меня вела иным путем…
     Но нынче я уверен в том,
     Что быть бы мог в краю отцов
     Не из последних удальцов.